Pax Bitcoiniana: после последнего государства на Земле
В качестве занятного мысленного эксперимента представьте, что Биткойн проглотил не только все деньги мира, но также все государства. Конечно, это не произойдёт за один день. Экономическая парадигма Биткойна достаточно абстрактна для большинства, а его политический эффект понять ещё сложнее.
Поскольку через 150 лет меня здесь уже не будет, нижеследующие заметки написаны исключительно в исторических целях. Если вы читаете это в будущем, пусть это будет для вас свидетельством того, как всё начиналось.
1. Карта мира: консолидация и фрагментация
Начало 2000-х было периодом «картографического застоя».
С 2000 по 2019 гг. всего 3 новых государства формально вошли в официальный список ООН: Черногория, Южный Судан и Восточный Тимор (Косово пыталась, но её не «впустила» Россия). На планете было неспокойно. Но границы оставались пугающе инертными.
Напротив, в конце предшествующего века наблюдался настоящий бум образования новых государств. Самый известный пример – это, пожалуй, бывшие члены СССР – недолго просуществовавшего аномально централизованного ядра власти, – но подобная фрагментация также наблюдалась в «третьем мире». Например, больше 3/4 азиатских государств (32) провозгласили независимость с 1900 по 2000 гг.
В книге «Невидимые страны» Джошуа Китинг исследует кажущееся «затишье в перекройке границ», наблюдавшееся на протяжении первых двух десятилетий XXI века. Это отнюдь не долгосрочная тенденция.
Ниже показан график числа суверенных государств в Европе:
На протяжении второго тысячелетия границы в Старом Свете далеко не были стабильными. В некоторые столетия наблюдалась консолидация (красная стрелка вниз), тогда как в другие происходила фрагментация (зелёная стрелка вверх).
Политика в те времена играла очень важную роль. И до появления суверенных денег политика означала нечто совершенно другое: не хобби для обывателей, а спорт для элиты. То была не игра мотивации, а арена для споров за власть.
Политики пропускали мировые трудовые ресурсы через развлекательный театр зарабатывания денег, которые затем возвращались в паразитическую структуру, состоящую из тех же политиков.
Когнитивный диссонанс был настолько сильным, что в некоторых странах вместо понятия «налогоплательщик» использовался термин «жертвователь» – и никто не возражал.
Людей учили (и они повиновались) служить своей армии и почитать свой флаг, копить фиатные валюты и сберегать на старость 100-летние «государственные» облигации.
Однако международная война стала расточительно непродуктивной с появлением самодельного военного снаряжения; средняя фиатная валюта существовала всего 27 лет; а медианный срок жизни государств едва превышал 50 лет, и лишь немногим удавалось продержаться больше 100 лет.
«Незнание – сила», как говорил один писатель. Долгое время это действительно было так. Карта мира готова была рассыпаться в прах. И почти никто этого не замечал.
2. Технологии и война: следы на карте
Исторически существовал единственный способ долговременной перекройки границ: война. (Дети узнавали это посредством известной настольной игры. Так же из поколения в поколение передавалась игра Монополия, фактическая построенная на борьбе за власть).
Война имела две разновидности. Она зарождалась либо внутри суверенного государства, либо между государствами.
- Международные конфликты (которые были самыми масштабными) вели к эффекту консолидации (империи аннексировали завоёванные территории).
- Внутринациональные конфликты (которые рождались только в отсутствие серьёзных стычек с другими государствами, или во времена относительного «мира») вели к фрагментации (деколонизации и провозглашениям независимости).
Война была всемогущественной, но, как и следовало ожидать, преимущество в войне можно было получить разными средствами. И главное из них – технологии.
Открытие пороха дало Китаю 400-летнюю фору в современной гонке вооружений, прежде чем это знание достигло Среднего Востока. Возрождение и промышленная революция на протяжении половины тысячелетия обеспечивали Европе место на верхушке колониальной пищевой цепочки. Исследования ядерной физики и криптографии сыграли решающую роль в победе во Второй мировой войне.
Может создаться впечатление, что после этого войны утихли. На самом деле в XX веке войны начали становиться превентивными.
3. Собственность и государства как военные союзы
«Государства» представляли собой кратковременный феномен, существовавший не более тысячелетия. Они действовали как военные союзы. Группы людей объединялись для защиты прав собственности в пределах того, что они считали своим суверенитетом.
Кто не хотел участвовать в военном или законодательном аппарате, тот платил сбор практически со всего для финансирования третьих сторон, которые делали это за него.
Земля всегда была на первом месте в списке того, что нужно защищать. В старину под собственностью понималась почти исключительно земля. Со временем понятие собственности расширилось. Люди стали присваивать и отслеживать владение абстрактными вещами, такими как права на издание и идеи.
Высшее, нравственное значение собственности – как болезненно учила история – было предметом более глубоких дискуссий, по которым сложно достичь консенсуса.
Платон, вероятно вдохновлённый спартанцами, был против частной собственности в большинстве её проявлений, включая опеку над детьми. Он видел в собственности разлагающую силу, ведущую к зависти и насилию.
Аристотель, его ученик, был другого мнения. Он опровергал аргумент о том, что система совместной собственности упразднит пороки, поскольку люди больше конфликтуют за общее имущество, а не за то, что находится в их частном владении. Аристотель считал частную собственность важной для прогресса, указывая на то, что мы мотивированы тяжело трудиться только ради того, что по-настоящему принадлежит нам.
За следующие два с половиной тысячелетия тезис Аристотеля нашёл подтверждение. Государства, не защищавшие частную собственность своих граждан, неизбежно упразднялись, аннексировались или распадались. Те же государства, которые хорошо с этим справлялись, как правило, существовали достаточно долго, чтобы оставить след в человеческой истории.
Успех в защите собственности сильно коррелировал с военной мощью. Хотя это не значит, что чем больше армия, тем дольше существует государство, – на самом деле, судя по всему, существует изящный баланс между милитаризацией и долголетием государств.
Однако большинство стремилось попасть в первые ряды, нацеливаясь на особую привилегию: навязывание остальному миру денежного стандарта.
На протяжении истории государства с самыми сильными армиями неизменно превращали свои национальные деньги в глобальную резервную валюту.
Тенденция началась с древних Афин и серебряной драхмы. Далее был Рим с золотым ауреусом и позже серебряным динарием. Динар занимал трон во время расцвета Византийской империи. Далее был флорин из Флоренции, который в XV веке сменил венецианский дукат. Затем был нидерландский гульден, британский фунт стерлингов, а после Второй мировой войны – доллар США.
Переплетение истории частной собственности, государств и войн самоочевидно: защита собственности требовала насилия, и лучше всего с этим справлялись государства – монополисты насилия.
Долгое время невозможно было провести грань между государством и защитой частной собственности, помимо философских развлечений.
4. Асимметричная криптография и неизменяемая память: на сцене появляется новое государство
«Государства» перестали существовать, так как стали устаревшими, когда частная собственность была освобождена от правительства.
Биткойн был первой технологией, сделавшей возможными собственность и обмен экономической стоимостью вопреки каким-либо правительственным юрисдикциям.
- Ты должен соглашаться с правилами;
- Ты можешь свободно присоединиться или уйти.
Такой вкратце была политика Биткойна.
Никто не управлял. Управляли все.
Тысячи машин конкурировали за обеспечение безопасности сети. Результатом стало стабильное, неизменяемое, всегда доступное для тех, кто захочет написать его историю, государство.
Биткойн осуществил превентивную войну, защитив частную собственность без государства, – чего раньше в таких масштабах не наблюдалось. Если бы Биткойн появился в Древней Греции, Платон и Аристотель, возможно, изменили бы свой взгляд на природу собственности.
Государство Биткойна не сразу получило право называться таковым, поскольку его новшество основывалось на ранее малоизвестной области знаний, в которой разбирались лишь немногие.
Эта дисциплина зародилась на войне и навсегда её изменила.
5. Этничность шифропанков
Криптография – это наука о защите и расшифровке секретов.
Раннее развитие криптографии в основном было мотивировано войной. По сути, Вторая мировая война закончилась благодаря тому, что одной стороне удалось расшифровать коммуникации другой.
«Ось» (проигравшая сторона) обнажила уязвимость симметричной криптографии – где одна и та же секретная фраза (секрет) зашифровывала и расшифровывала сообщение.
Союзники (победители) заложили фундамент для открытия асимметричной криптографии в 1976 г. Теперь один секрет можно было использовать для шифрования сообщения, а другой, хранимый в частном порядке, – для его расшифровки. Математика позволяла создавать их (и быть их владельцем) одному и тому же агенту, причём один навсегда мог оставаться скрытым.
Если участник схемы полностью принимал свою попечительскую ответственность, это имело важнейшие последствия.
Информация о собственности не выдавалась, не заверялась и не хранилась какой-либо третьей стороной: она была вашей и могла храниться у вас в голове.
«Священные стражи собственности» обратили на это внимание. Это представляло угрозу самому смыслу их существования.
В 1995 г. американское правительство запретило гражданам экспортировать криптографическое ПО без надлежащей лицензии, классифицировав подобные продукты как род оружия. Первая популярная версия ПО с асимметричными ключами, PGP (Pretty Good Privacy), считалась «незаконной»за пределами Америки.
На практике это мало на что повлияло. Код неоднократно становился достоянием общественности и был напечатан для массового распространения под защитой первой поправки к Конституции США.
Эти ранние примеры киберактивизма были делом рук шифропанков. Создатель PGP стал видным участником этого движения. У него также были наставники, ставшие ключевыми фигурами в развитии Биткойна.
Шифропанки представляли собой особую этническую группу, бравшую на себя большие риски, распространяя технологии и предоставляя простым людям инструменты, не менее могущественные, чем военное оружие.
Многие путают этничность с населением или расой (которой у человеческого вида нет). Этническая группа – это, грубо говоря, совокупность людей, имеющих общее происхождение и лингвистическое и культурное родство, которые не обязательно живут на одной физической территории.
В ретроспективе кажется, что у шифропанков было чёткое видение будущего политики. Помните, я говорил, что война была единственным способом долговременной перекройки границ?
Их границы изначально были нематериальными.
6. Острова в сети, свободные анклавы и временные автономные зоны
В литературе шифропанков есть один влиятельный персонаж – Хаким Бей. В 1985 г. он опубликовал работу «Временные автономные зоны».
Временные автономные зоны (ВАЗ) – это проявление пиратской культуры (полукочевнической, малозаметной, оставляющей эфемерные следы) в цифровом пространстве.
Бей проанализировал исторические анклавы, которые он назвал «пиратскими утопиями», – от средневековых ассасинов до суфиев-анархистов. В его понимании «острова в сети» (или «свободные анклавы») – это неизбежные симптомы упадка политических режимов там, где экономика становится всё более информатизированной.
Бей предполагал, что цензуроустойчивые коммуникационные технологии позволят покрыть автономными зонами всю карту пира.
ВАЗ – это место, где действительно происходит революция, пусть даже короткая или лишь для немногих. Автор не даёт определения концепции, чтобы не навязывать ей политическую догму.
«В конце концов, ВАЗ самоочевидны. Если термин будет использоваться, то его будет легко понять… понять в действии». – Хаким Бей, 1985 г.
7. Народ: кровь государств
На фундаментальном уровне государство состоит из народа. Если народ должным образом организован, то государство здорово. Если же в народе царит беспорядок, то государство нездорово. Это напоминает организм, состоящий из молекул.
В 2019 г. в полуавтономном районе на Востоке, где скопилась немалая доля денег планеты, возник социальный кризис. Народ Гонконга – известный своей цивилизованной культурой – встретился с посягательством на свой суверенитет со стороны соседней страны и не был надлежащим образом защищён теми, кому он платил налоги.
Сначала на улицы вышло несколько тысяч человек. Вскоре к протестам присоединилась четверть населения.
1.7 million citizens took to the streets peacefully with our calls on free-election! #FreedomHK #FreeHongKong #antiELAB pic.twitter.com/J6iwU8lSSP
— Joshua Wong 黃之鋒 ? (@joshuawongcf) August 18, 2019
Для противодействия строгим притеснениям граждане разработали собственный язык жестов, стали общаться через нецензурируемые сети и слепить полицейских массово раздававшимися дешёвыми лазерными указками.
Впервые по всему миру (не в научно-фантастических триллерах, а в новостях) разошлись фотографии, где разозлённая толпа ломает уличные камеры. В считанные месяцы макияж для защиты от распознавания лиц из модного фетиша превратился в часть обычного уличного стиля. Знаменитости стали продвигать одежду, путающую машины, постепенно подрывая аппарат наружного наблюдения.
Методы войны оказались на грани полной диджитализации.
Каждый получил право стать солдатом онлайн, независимо от местонахождения.
«Киберкоммерция неизбежно приведёт к киберденьгам. Эта новая форма денег произведёт перезагрузку, ограничив способность государств определять, кто будет суверенным индивидом» – Дэвидсон и Рис-Могг, «Суверенный индивид», 1997 г.
8. Что значит «государство»?
Долгое время значение суверенного государства определяли Вестфальские соглашения. Они положили конец Тридцатилетней войне в Европе и сыграли фундаментальную роль в области международного права.
Два ключевых момента: во-первых, агентами геополитики должны выступать суверенные государства; во-вторых, независимо от различий между ними, перед лицом международного права их суверенитет должен быть равным.
Вестфальский мир, в конечном счёте, парадоксален. Все суверенные государства равны перед международным правом, но если кто-то сделает что-то, что международному праву не нравится, то это международное право его накажет.
На практике международным правом выступали такие организации, как ООН, ВТО и МВФ.
Забавно, что философия и право давно пришли к хорошему определению права – только оно было неактуальным, так как все государства были привязаны к границам, которые постоянно перекраивались в ходе войн, и войны стояли выше всего остального.
Так называемая декларативная теория государственности заключила, что государства должны выступать агентами международного права, если у них есть:
- определённая территория;
- постоянное население;
- функциональное управление;
- способность вступать в отношения с другими государствами.
Согласно этой теории, суверенность государства не зависит от признания другими государствами.
«[Государства] – не более чем продукт человеческого воображения». – Президент Либерленда, полуавтономного района между Хорватией и Сербией, 2018 г.
9. Биткойн как суверенное государство
Биткойн явно соответствовал всем четырём критериям декларативной теории государственности. Это было очевидно его первопроходцам, которые завладели большей частью доступных на тот момент виртуальных земельных участков.
Посудите сами:
- Определённая территория: 21 млн всегда будет ненарушаемой границей, в пределах которой биткойны могут свободно перемещаться. Исторический реестр – или карта – Биткойна физически проявлен в цифровой памяти, фактическое местонахождение которой не имеет значения. Территория Биткойна – редкий пример территории, не конфликтующей с границами соседних государств.
- Постоянное население: официальной переписи не было, но и сомнений в постоянном населении (ходлерах) также нет.
- Функциональное управление: консенсус Накамото и общественный договор.
- Способность вступать в отношения с другими государствами: никто не препятствует другим государствам майнить или участвовать в биткойномике.
Теоретический суверенитет Биткойна может быть сложным для понимания, но эмпирические свидетельства не оставляют поводов для сомнений. На определённом этапе государство Биткойна пережило все государства, существовавшие на момент его рождения.
Асимметричная криптография в итоге реконфигурировала общественный договор, тысячелетиями определявший человеческие общества: индивиды нуждаются в правительстве, гарантирующем защиту собственности, а правительство нуждается в гражданах, финансирующих его существование.
10. Великое переселение
В 2009 г. собственностью в Биткойне владело несколько сотен человек. В 2010 г. – несколько тысяч. В 2011 г. – миллион. В 2020 г. – миллиард.
Среди первопроходцев были наркоторговцы, преступники и авантюристы. Так же было и в период великих географических открытий несколькими столетиями ранее. Эти черты не имеют значения – в конечном счёте, история приняла во внимание лишь найденное ими золото.
Вторая волна иммигрантов – опять же, как в период колониализма – была движима не любопытством, а нуждой. Политические диссиденты, активисты-изгнанники и лишённые прав шагали впереди бегства богатства из государств. Формального способа перевода собственности в параллельные правовые системы не было, поэтому они делали это неформально.
Можно рассмотреть пример цыган – одного из крупнейших этносов, никогда не имевших собственного государства. Они наблюдали такой народ, как рыцари Мальтийского ордена – чья связь с католической церковью дала ему так называемый суверенитет со времён ранних крестовых походов, – и удивлялись, почему им подарили одни из самых красивых островов в Европе.
Цыгане имели собственность (и демонстративно гордились этим). Они имели широкие социоэкономические связи, уникальную мораль, сильную культуру, идентичность. Что отделяло их от суверенитета?
Когда цыгане начали переводить всё, что у них было (деньги, контракты, историю), в Биткойн, мало кто обратил на это внимание. Ввиду их маргинального существования их налоги имели мало значения, об их коммерции мало кто слышал, и они отнюдь не славились своим богатством.
Внимание они привлекли только тогда, когда несколько цыганских семейств вошли в число самых богатых в Европе. Освоив разведение редких грибов, росших на румынских лугах, они построили на Биткойне империю, продававшую галлюциногены, фармацевтическое сырьё и специи половине Северного полушария.
За ними последовали другие периферийные народы. Давно забытые, спящие сепаратистские движения, пережившие глобализацию, нашли в криптовалюте возможность для возрождения.
Народы Каталонии, Венеции, Ломбардии, Страны Басков, Фландрии, Корсики, Косова, Абхазии, Палестины, Чечни, Тибета, Дагестана, Курдистана и Рожавы обладали ценным навыками, которые они научились применять в Биткойне.
Правительства активно препятствовали перемещению богатства за пределы сферы их влияния, но когда значительная часть разных сообществ зарабатывала на жизнь в Биткойне, контроль над движением капитала становился тщетным.
Уклонение от уплаты налогов использовалось как повод для государственных атак на изолированные сообщества биткойнеров. Люди, которых объединяла общая этничность, сближались, чтобы обороняться. У большинства диссидентов уже было самодельное оружие и базовое военное снаряжение. После второй и третьей волн атак они начали строить вокруг своих поселений заборы и ловушки. После четвёртой и пятой они начали нанимать военных наёмников и частных специалистов по кибербезопасности.
Да, некоторые поселения подверглись вторжению, аннексии или были отрезаны от природных ресурсов, таких как вода. Диссиденты давали чиновникам внушительные взятки в криптовалюте, чтобы достичь соглашения, а в некоторых случаях переезжали куда-нибудь в другое место.
Если бы не было коррумпированных чиновников, то, возможно, охота на ведьм прошла бы успешно. Но если бы в правительствах не было возможностей для коррупции, то у политиков было бы мало мотивации для защиты правящей системы.
Биткойн не выиграл войну на каких-то конкретных полях битвы или в богатых на события местах. Он выиграл войну хитрым, распределённым способом.
Влияние цыган, к примеру, распространялось, как эпидемия. Их можно было преследовать, но невозможно было придушить. Их можно было посадить в тюрьму, но богачи их выкупали. Им могли отказывать в государственных услугах и применять к ним санкции, но всё это больше не имело значения.
Их грибы росли практически везде, только они умели лучше всех прятаться и искать их. Сжигать все леса и луга Западной Европы никто бы не стал.
Богатство цыган было их собственным, и его никто не мог конфисковать. Кроме того, они сочиняли превосходную музыку, и их способности к изучению языков сделали из них отличных программистов.
Был такой момент, когда правительства подумывали о том, чтобы уничтожить сам Биткойн.
Но, подобно грибам, он быстро разрастался. Можно было либо отключить электричество по всей стране, либо смириться.
Когда власти поняли это, не было никакого другого действенного способа остановить воинственный котёл, кипевший прямо у них под носом.
Биткойн незаметно рекрутировал огромную армию лучших в своём роде машин, экспоненциально наращивал потребление энергии и показывал большой средний палец инертным идеологиям и старомодным государственникам, которые предпочли отрицать технологический дух времени.
11. Pax Bitcoiniana
Биткойн положил начало новой эпохе великих открытий – нематериальных.
Его виртуальную землю можно было либо купить, либо заработать – но нельзя было конфисковать, как это было в прошлом. Экспроприация земель стала математически невозможной. Лучшей стратегией для колониалистов стала дружба с туземцами, а не нападение на них.
Это не значит, что революция была мирной. Так не бывает. После появления Биткойна государства вели массовую пропаганду и спонсировали частных фальшивомонетчиков, обещавших денежные подарки и бесплатную свободу.
У Биткойна не было отдела по связям с общественностью. Но стоявшие на его стороне миллиардеры определённо финансировали успешную контрпропаганду.
Правительства рекламировали «умные деньги», адаптируемые к вашим потребностям и предпочтениям, в духе «хлеба и зрелищ». Затем они ввели ограничения для существующих данных, памяти, контактов – фактически цифровое рабство, навязываемое с помощью технологических олигархов.
Биткойнеры фокусировались на выживании. Они понимали, что единственный выигрышный шаг – не участвовать в старой политике.
Поскольку политика Биткойна поразительно проста (не нарушай правил; приходи и уходи, когда захочешь), индивиды и организации в конечном счёте приняли необходимость конкурировать за предоставление лучших правил, социальной среды и условий вообще для тех, кого они хотели видеть рядом.
Видение шифропанков о подвижном архипелаге в сети постепенно материализовалось.
Война пошла на убыль: на свободном рынке денег мало кто желал брать на себя риски и последствия. Общая вера в общество как игру с нулевой суммой существенно ослабла (она всегда ассоциировалась с низким уровнем гражданских свобод и высокой милитаризацией). После тёмного переходного периода коммерция между цитаделями стала процветать под защитой всех тех, кто жил поблизости физических торговых путей.
Временное предпочтение рухнуло: люди теперь смогли «выбирать», сколько они хотят жить, и они знали, что их собственность их переживёт. Сбережения достигли исторических уровней. «Ты на самом деле не владеешь биткойнами, – гласила популярная пословица, – а бережёшь их для следующего поколения».
Демократии не исчезли совсем: те, что выжили, просто были вынуждены придерживаться ответственности, последовательности и оптимизации, соразмерных альтернативным политико-экономическим системам, которые теперь конкурировали с ними за человеческий капитал.
Частично общая собственность сохранилась в тех сообществах, где с ней проводились успешные экономические эксперименты. Некоторые табу сохранились там, где люди посчитали их подобающими (крионика всё ещё запрещена в некоторых консервативных цитаделях). Ключевое культурное различие между современностью и временами до Биткойна – это свобода входа и выхода из общественных договоров.
Политика превратилась в рынок правил. Мораль отделилась от политики.
Биткойн оказался не просто деньгами, но нейтральной платформой для денег. Не глобальной гегемонией, а платформой для локальных суверенитетов.
Было бы слишком самонадеянно утверждать, что Биткойн уже добился успеха. На текущий момент, если рассматривать долгосрочную перспективу, это явление всё ещё находится в зародыше и может быть сокрушено непредвиденными угрозами.
Но, как однажды удачно заметил криптограф Ральф Меркл, вопрос не в том, «будет ли достигнут успех [в перезагрузке мирового порядка]».
Понадобится не одно поколение, чтобы материализовался удовлетворительный ответ.
Вопрос – реальный выбор, который люди делают снова и снова, – в том, предпочтут ли они быть в контрольной группе или в экспериментальной.